Воспоминания тов. Каменского.

4/VI – 1936 года.

Прибыл я по вызову тов. Сталина в Смоленск летом, примерно в июне – июле 1919 года. Прибыл я из Киева, куда за мной был послан специально Тарасов – Радионов.

Приехав, я вступил в управление делами западного фронта. Жил я с тов. Сталиным вместе на одной квартире.

На западном фронте на отдельных его участках находились товарищи Орджоникидзе, Уншлихт и др.

Совершенно не помню отдельных боев. Были отдельные стычки с белополяками, но трудно сейчас восстановить их в памяти.

Наше руководство распространялось также и на Ленинград – ближе к Карелии. Мы давали с западного фронта указания и туда. Ни одного более или менее значительного заслуживающего внимания боя или похода я не помню.

Тов. Сталин не переставая заниматься кроме общевоенных, также и общеполитическими и в частности национальными вопросами. К нему приезжали товарищи из Белоруссии, получали от него определенные указания.

Помню, что тов. Сталин выезжал оттуда в Москву и имел беспрестанные сношения с тов. Лениным по ряду вопросов общевоенных и общеполитических в этом числе и по национальному вопросу. Опять таки не помню конкретно какие именно это были вопросы.

Боев не было, но все-таки работа была напряженная так как много было общеполитических моментов, которые приходилось разрешить и приходилось давать указания.

Оттуда тов. Сталин был переброшен, а вместе с ним уехал и я, на южный фронт, когда там очень обострилось положение. О том какой перелом был создан после приезда тов. Сталина на южном фронте, – достаточно всем известно. Туда же вскоре переброшен был тов. Орджоникидзе по предложению тов. Сталина.

Что касается личной жизни тов. Сталина в тот период когда мы вместе жили с ним на одной квартире, то я могу лишь сказать, что он в своей личной жизни очень скромен. Это сразу же кидалось в глаза при совместной с ним жизни. Был у нас человек который нас обслуживал, занимали мы несколько комнат, но никакой особой охраны у нас не было. Ездили ходили и вообще перед-

вигались довольно свободно. Возвращались обычно с работы поздно.

Несколько раз тов. Сталин рассказывал мне о своей жизни, но в связи с теми биографиями его, которые уже имеются ничего нового я добавить не могу. Он рассказывал о посещении им его матери, о том, как он работал на Кавказе, о том как выступал, какие трудности он встречал на своем пути, но об этом мне говорить не стоит, так как достаточно подробно все это уже имеется в нашей литературе.

Вне работы в штабе реввоенсовета, вне приемов, которые были у тов. Сталина /к нему приезжали работники Белоруссии и различных участков для разрешения тех или иных вопросов/, относительно его личной жизни ничего нового к этому что уже имеется в его биографиях добавить не могу.

Тов. Сталин не прекращал политического руководства. Вот почему работники Белоруссии имели с ним большую связь.

Тов. Сталин выезжал в армию, но названий частей в которых он бывал не помню.

У нас бывал Долецкий, и Мицкевич - Капсукас, но по каким конкретным вопросам они приезжали к тов. Сталину я не помню. Приезжали из армии т. т. Орджоникидзе, Уншлихт, а также получали указания у тов. Сталина.

Помню Зиновьев допустил какой то ляпсус в то время как он был членом Реввоенсовета 7 армии. Он там нелепо отстранил от руководства одного хорошего бойца коммуниста, который был ранен под Лодейным полем. Тов. Сталин вмешался в это время и вызвал к себе этого товарища. Впоследствии этот товарищ погиб где то там на боевом посту.

Тов. Тарасов – Радионов, который за мной приезжал, был в то время для поручений при тов. Сталине. В первое время он жил со мной, а Сталин жил отдельно. А затем мы вместе с тов. Сталиным перебрались на одну квартиру, адреса которой я сейчас не помню.

Принимал ли участие тов. Сталин в работе в Смоленской парторганизации? – Конечно принимал, и я помню, что к нему часто приходили из парторганизации и из местного исполкома.

Примечание: Настоящая архивная копия с копии снята из материалов хранящихся в партийном архиве при ЦК КП/б/Б г. Могилев ф. 60 д. 332 св. 14 оп. 1

Директор Партархива при ЦК КП/б/Б Попов /Попов/

Воспоминания тов. Петина.

От 3 июня 1936 г.

Я был переброшен на Западный фронт в мае м-це 1919 г. До этого я был на Севере начальником штаба 6-й Армии и после Шеннурской операции, которая заставила интервентов англичан и американцев прекратить дальнейшее продвижение к югу и отойти в исходное положение к Архангельску меня перебросили на Западный фронт.

В этот период гражданской войны Западный фронт был предоставлен самому себе. Штаб его, в момент моей переброски, находился в Старой Руссе, как на участке наиболее опасном в то время и непосредственные прикрывающем подступы к Петрограду.

В эти же месяцы началось и наступление белополяков. В начале это наступление было медленное, так как у них не было закончено формирование армии и не разрешены еще все вопросы обеспечения операции с материальной стороны. Поэтому они скорее нащупывали нашу тонкую завесу выставленную на западной границе, чем организованные наступали, но вскоре эти настойчивые попытки продвинуться вперед получили характер уже усиленных боевых рекогносцировок.

Тогда было признано необходимым перевести штаб в более центральный пункт и в июле м-це из Старой Руссы мы были переброшены в Смоленск.

В это время Командующий Западным фронтом был быв. генерал старой армии Надежный, которого часто называли «безнадежный». Это был человек личной большой храбрости, но без большого оперативного кругозора, работник масштаба командира бригады, самое большее – дивизии.

Это оценка с точки зрения его военной подготовки, политически же он был совершенно неподготовлен для того чтобы организовать революционный фронт и руководить борьбой на таком участке, как западный, где в 1919 году все должно было строиться на мобилизации внутренних ресурсов с полным использованием всех местных сил и средств на участке, где требовалось и к вооруженной силе и к вопросам материального обеспечения подходить не трафаретно, не просить присылки их с тыла, а искать у себя в своем районе тем более, что вся пограничная полоса как арена только что окончившейся империалистической войны, была сильно насыщена самой разнообразной материальной частью, брошенной при демобилизации старой армией.

Главное командование в этот период считало наиболее угрожающим участками Восточный фронт и Южный, куда и направляло в первую

очередь и пополнение, и материальную часть; на запад почти ничего не подавалось.

От командования фронта в этот ответственный период требовалось проявление исключительных организаторских способностей, умения маневрировать скудными силами и средствами, которыми оно располагало у себя на фронте. Ничего этого, к сожалению, в первые месяцы моего пребывания в должности Начальника штаба со стороны командования проявлено не было.

На фронте, вследствие эшелонного характера войны по линии железных дорог /тогда был интересный период, когда сражались не удаляясь от железной дороги и не забывая вагонов/, и в следствие странной точки зрения командующего фронтом, что совершенно не важно, в состав какой дивизии попадет после боя тот или иной полк, – получилось неимоверное перемешивание частей, полное игнорирование организационного вопроса; этим были крайне осложнены вопросы питания и вопросы пополнения.

Местные ресурсы в полной мере не использовались, учета им не было, а главное не чувствовалось единой воли в организации обороны. Во всем отмечалась полная расхлябанность.

Такое исключительно неустойчивое состояние фронта, видимо учитывалось и центром так как все лето Командованием фронтом усиливалось все новыми и новыми членами Реввоенсовета.

Первым был прислан тов. Позерн, затем прибыл тов. Смилга потом тов. Березин. Здесь ясно видно, что очевидно Владимир Ильич Ленин чувствовал, что на фронте не хватает организаторов и поэтому присылал все новых и новых работников.

Если не ошибаюсь в июне м-це, после подавления мятежа на Красной горке, в Смоленск прибыл командированный ЦК партии тов. Сталин и, как член Реввоенсовета, немедленно потребовал доклада о состоянии фронта.

Это первое заседание Реввоенсовета, которое происходило в самой простой обстановке в одной и пустых комнат штаба фронта /гостиница в Смоленске/ нельзя было рассматривать как обычное заседание Реввоенсовета, на котором председательствует командующий. Это скорее был очередной доклад Начальника Штаба - РВСовету. Руководил заседанием непосредственно тов. Сталин, который и задавал вопросы как командующему так и мне, причем эти вопросы и формы их носили характер близкий к допросу: «почему и что происходит»?

Своей внешностью он произвел впечатление простого рабочего только что оторванного от станка. Он приехал прямо с фронта, из под Петрограда и был настолько плохо и небрежно одет, что произвел на Командующего фронта, да и на многих лиц, не знавшие его ранее, впечатление мало культурного человека.

Командующий же фронтом прямо заявил: вот до чего дошли – кто пришел вершить оперативные дела. Да он ничего вероятно не понимает в этом деле.

Однако первыми же вопросами, заданными Командующему и мне о причинах неурядиц, которые существовали на фронте, а затем выводами, которые он сделал – тов. Сталин сразу разбил это мнение; лично меня же прямо поразил знанием основ военного дела, способностью быстро ориентироваться и находить причины причин. То чего не удавалось добиться штабу фронта у командующего фронтом в течение многих недель, было разрешено тут же на месте и тут же проведено в жизнь.

После этого заседания меня вызвал к себе командующий и стаж упрекать в том, что я, начальник его штаба, высказывал мнения, не соответствующие его выводам, как это, я высказывал мнения, не совпадавшие с его мнениями, и почему я раньше его не предупредил.

Я ему сказал, что все то, что я говорил на заседании, я неоднократно ему докладывал раньше, но добиться положительного решения не мог, что я даже обрадован тем, что наконец эти вопросы будут разрешены, что надо покончить в этой партизанщиной в серьезнейшем вопросе организации армии, что нельзя нарушать организацию дивизии, нельзя отрезать и ампутировать – два полка сегодня туда-то, завтра туда-то и т. д. У каждого ведь имеется свой хвост. Это совершенно неправильно и с точки зрения боевого воспитания и с точки зрения организации тыла.

Через пять – шесть дней командующий был смещен и был заменен новым тов. Гитисом, приехавшим с южного фронта.

Не прошло и месяца, как новым командующим фронтом тов. Гитисом была уже восстановлена нормальная организация полков и дивизий, был упорядочен тыл, а главное была создана Реввоенсоветом фронта новая система пополнения армии людским составом, материальной частью и вооружением, основанная на мобилизации внутренних ресурсов, на маневрировании этими крайне недостаточными, но все же имеющимися силами, и обрастания пополнения изнутри фронтовой полосы, которые главным образом комплектовались из рабочих.

Это была система, выдвинутая самой революцией, единственно отвечающая обстановка, которая сложилась в армии в 1919 году. Это система

отвода потрепанных в боях частей и целых войсковых соединений в тыл, и ремонта их распоряжением Начальника Управления по формированию фронта в ударном порядке в особых пунктах, как мы и тогда называли в «людских фабриках».

В этих пунктах, в этих фабриках, сосредоточивались все ресурсы фронта. Сюда же направляли все пополнения, как идущие из запасных частей, так и формируемые различными организациями и рабочими. Так я помню, был у нас отряд тов. Дорофеева – 300 штыков, отряд Смольного института в 60 штыков, отряд Петроградской милиции – 120 штыков и т. д.

По поводу формирования этих частей и по поводу Управления по формированию, может лучше всего рассказать вас непосредственный исполнитель директив т. Сталина в этой части тов. Тамашевич.

А сколько было найдено за это время боевого имущества оставленного старой армией и немцами в окопах империалистической войны! Все это настойчиво распоряжениями тов. Берзина члена Реввоенсовета, по директивам т. Сталина, свозилось губвоенкомами в район расквартирования частей.

Этот бурный период организационного строительства и укрупнения тыла на западном фронте был создан тов. Сталиным в результате его сразу отразились на успешности боевых действий армии фронта. Оборона сразу получила устойчивый характер. Был создан крепкий красный тыл. Командование фронтом получило возможность не только отражать атаки противника, но и подготовлять свой контрудар.

Интересно подумать, что было бы если бы этого перелома на западном фронте мы не достигли, как можно было бы успешно разрешить задачу, в том же 1919 году, разгрома Деникина на юге, если бы запад не держал твердо фронт.

Создание этого перелома – исключительная заслуга тов. Сталина. В конце августа сентября тов. Сталин уже был переброшен на юг. Вместе с ним уехал комиссар штаба фронта Межин и Начальник упроформа тов. Томашевич. А в Октябре был вызван туда и я.

Западный фронт состоял из трех армий:

7-й против Эстонии и Финляндии,

15-й против Литвы и Польши и

16-й против Польши.

Командующие 7-й армии все время менялись. Командующим 15-й армии был Корк, Командующим 16-й армии Соллогуб.

Исключительно тяжелым и ответственным был Ленинградский фронт и

как раз там-то и выявила себя измена. Как известно во главе предателей был Начальником Штаба армии Люндеквист, который впоследствии был расстрелян.

Я помню, что у меня по аппарату был с ним такой разговор: -

«Мы с Вами оба окончили академию Генерального Штаба, обладаем большими знаниями военного дела и можем сделать очень многое. Я сильно рассчитываю на Вашу помощь».

Вот так помог!

За весь летний период 1919 года на Западном фронте единственным светлым пятном было взятие 26 августа 15-й армией под командованием Корка г. Пскова.

Помню, что в этот день у меня были две победы: утром мне сообщили, что у меня родился сын, а вечером сообщили, что взят Псков. Вечером тов. Гиттис поздравлял меня и с тем и с другим. И сейчас, когда меня спрашивают сколько лет моему сыну, я говорю что он родился при взятии Корком Пскова.

Несмотря на некоторую сумрачность внешнего вида тов. Сталина, в нем было что-то такое что влекло к нему и мы шли к нему совершенно спокойно.

Когда его перебрасывали с Западного фронта на Южный Томашевич мне сказал:

- Пойдем провожать Сталина.

Мы пошли на станцию, где в одном из тупиков нашли двухосный вагончик и вошли в него попрощаться с тов. Сталиным. Никого в вагоне кроме него не было. Он ласково встретил нас. Мы пожелали ему всего хорошего и уехали.

Я счастлив, что еще в 1919 году работал под руководством нашего вождя и что тогда уже схватил стратегический и организационный размах его творчества. В военноначальниках старой школы, которые привыкли видеть операторов в мундирах Генерального штаба со звездами, он вызвал конечно чувство недоумения.

/подпись/ Петин.

Примечание: Настоящая архивная копия с копии изготовлена из материалов хранящихся в Партийном архиве при ЦК КП/б/Б г. Могилев ф. 60 д. 332 оп. 1 св. 14.

Директор Партархива при ЦК КП/б/Б Попов /Попов/

Из воспоминаний И.А.Томашевича – быв. начальника формирований и запасных войск Западного фронта.

На Западном фронте я начал работать с июля 1919 г., когда штаб фронта находился в Смоленске. Фронтом командовал В.И. Гиттис, Ревсовет составляли тов. Сталин и Березин Р.О., начальник штаба Н.Н. Петин. Западный фронт к этому времени простирался от Мурманска на юг, примерно, вдоль нынешней нашей западной границы до Мозыря, т. е. протяжением свыше 1.500 километров и имел против себя белых: финнов, эстонцев, латышей и поляков. Хотя на фронте к этому времени и находились регулярные дивизии и части, все - же целый ряд боевых участков держали отдельные мелкие самостоятельные красногвардейские отряды. Например – отряд коммунистов Дорофеева, отряд Антонова; на Карельском участке – 2 отд. коммунистический б-н 308 штыков, 3-й б-н 133 штыка; отряд милиционеров 150 штык., отряд Нелюбина – 108 шт., отряд охраны Смольного – 320 шт., отряд Шатова 60 шт. и т. д. и т. п.

Были отряды – Оршанский, Гомельский, Борисовский и др., примерно, такой же силы.

Но и силы дивизий, перенесших все трудности зимней кампании 1918/19 г. г. в Прибалтике, Литве и Белоруссии к лету значительно ослабли. Вот цифры: девятиполковые дивизии летом 1919 г. насчитывали в своих рядах: 4-я – 5553 штыка; 53-я /б. Латышская/ - 5504 штыка, 8-я 3593 штыка, Эстонская 4-х полковая бригада – 1740 шт. Это значит, что в полках дивизий в среднем было от 400 до 800 штыков, в батальоне от 100 до 200. Можно себе представить, какое количество бойцов приходилось на километр фронта.

Естественно, что постепенно нарастающие события на Западном фронте, особенно на южном его участке /польском/, когда панская Польша, сформировав довольно значительные силы продолжали вести и летом 1919 г. активные против нас действия и стала захватывать ряд пунктов на территории Белорусской республики – не могли не обратить внимания Ревсовета фронта на организацию и усиление боевой мощи войск фронта. Это тем более так, что, по общей обстановке, Западный фронт не мог тогда рассчитывать на помощь за счет других фронтов. Наш фронт должен был рассчитывать только на свои силы и ресурсы.

Итак, организация, упорядочение и укрепление Западного фронта занимало командование и РВС в целом не в меньшей, если не в большей степени, чем боевые действия самых войск.

Все эти вопросы подвергались обсуждению РВС с участием т. Сталина. По мнению РВС фронта мы: 1/ не могли и не должны были пренебрегать кадрами местного формирования /отрядов/, состоящих безусловно из преданных пролетарской революции людей, притом уже обстрелянных огнем гражданской войны, а использовать их для создания новых регулярных частей Красной Армии;

2/ не могли специальную организацию работу проводить на фронте, где командование всех степеней было занято ведением боевых действий, и, следовательно не имело времени, средств, и сил для выполнения организационных задач: 3/ не могли этой работы проводить на фронте, или в ближнем его тылу еще и потому, что всякое формирование, не успев закончиться, в случае неустойки на боевом участке, неминуемо было бы вовлечено в бой распоряжением либо командира дивизии, либо командующего армией 4/ следовательно решением вопросов формирования, переформирования, укомплектования, подготовки пополнений людьми должно заняться управление фронта само, использовывая свои ресурсы и присылаемые ресурсы из центра: 5/ эта организационная работа должна вестись особыми темпами, как повелевает революционная обстановка.

Поэтому, тогда же в июле 1919 г., решением РВС создается аппарат фронта – Управление формирований, резервных и запасных войск, сокращенно Упроформзап, весьма немногочисленный аппарат, на который и возлагается практическое проведение всей этой работы.

Для выполнения поставленных задач Упроформом были развернуты 1-й запасный стрелковый полк в Смоленске, 2-й запасный стрелковый полк в Витебске, отдельный запасной кавалерийский и отдельный запасной артиллерийский дивизионы. Кстати отметим, что Западный фронт до этого времени своих запасных частей не имел. В эти то части «текли» людские пополнения из центра и прифронтовых округов /Петроградского и Западного/, призванные по общей мобилизации трудящихся, из госпиталей после выздоровления или

легкого ранения, призванные по партийной и профсоюзной мобилизации как командный, так и рядовой состав. Работа в запасных частях фронта закипела: обстановка на фронте требовала быстрых и реальных мероприятий.

В конце июля Упровормзап начал посылать пополнения в части более организованно, но только на «текущую потребность».

Основная же задача заключалась в так называемом «ремонте» частей, которая осуществлялась следующим образом: потрепанные, не получавшие пополнений людьми и материальной частью полки и бригады, распоряжением Командующего фронтом выводились во фронтовой тыл, где ставились в казарменные условиях. Это и был кадр нашей красноармейской части, который нужно было сохранить и, приняв его как состав, строить на нем новую часть, однако с таким расчетом, чтобы эти кадры не растворились среди вновь прибывающих пополнений. Навстречу такому полку или части шли подготовленные пополнения стрелков, пулеметчиков, разведчиков, артиллеристов и, наконец, группы партполитработников. Отряды местных формирований таким же порядком отводились в тыл и работа над ними была хотя и такая же, но несколько более сложная так как им, этим отрядам, помимо всего прочего нужно было придать общеармейскую организацию.

На протяжении самого короткого времени «ремонтируемая» часть сколачивалась, проходила краткий курс обучения и стрельб и отремонтированной возвращалась в свою бригаду и дивизию.

Так практически осуществлялись указания РВС, о которых я говорил выше: дивизии получали полки, эскадроны, батареи, бригады усилившиеся численно и материально, по возможности сколоченные.

Тов. Сталин, шутя, называл работников Упроформа «формирователями».

Настолько краткие давались сроки для этой работы видно из приказа РВС фронта от 22 июля 1919 г. № 404, в котором, между прочим сказано: «§ 1 – 10-й пограничный полк укомплектовать до штатов РВСР 1918 г. № 220 с последовавшим к нему изменениями.

Комплектование произвести в г. Гомеле, отозвав полк во фронтовой резерв»…

§ 2. Сформировать в г. Смоленске 3-х батальонный резервный полк /впоследствии 148 отр. полк/.

§ 3. Руководство вышеуказанными формированиями возлагается на управление по формированию… и инспектора пехоты фронта.

Срок формирования по § 1 со дня прибытия полка в Гомель, а по § 2 со дня приказа «установить в 2 недели».

Прилагаемая таблица иллюстрирует в известной мере эту работу: /см. таблицу № 1/.

У пишущего эти строки, к сожалению, не сохранились более цифровых данных, можно только добавить, что в этот же период /июль – сентябрь/ Упраформ, помимо указанных в таблице частей «отремонтировал» 2-ю бригаду 52 дивизии /462, 463, 465 стр. полки/ /н-р бригады Раудемец/ 471, 472, 473 и 474 пограничные полки/ 53 пограничной дивизии/; 2-ю отдельную батарею поезд, 1-й тяжелый артиллерийский дивизион 52 дивизии, кавалерийский полк 53 погр. дивизии. В конце сентября прибыли на переформирование 1 и 2 стрелковые полки отдельной Петроградской бригады.

Естественно, что эти части были недостаточно сколочены, во многих отношениях страдала и их боевая подготовка; для такой работы нужно было более длительное время, но этого времени, к сожалению, противник нам не давал.

Как в развернутых запасных частях, так и в частях прибывающих в «ремонт», помимо военной подготовки, велась широко развернутая политическая и партийная работа политическим управлением фронта под руководством и прямым указаниям тов. Сталина. В формирующейся и ремонтируемые части, где нужно было, группами направлялись партийные, политические работники и комиссары: Внутри частей, как запасных, так и формируемых, создавались коммунистические организации, которые обычно пополнялись местными партийными работниками, в особенности с территории, занятой противником. Здесь нужно упомянуть, что на Западном фронте строго соблюдалось правило, когда с отходом наших войск местные партийные, профсоюзные и советские организации, будучи вынужденными свернуть свою работу, вливались в ряды Красной

армии и часть из них, распоряжением Политуправления фронта, поступала в запасные полки и части фронта.

Тов. Сталин живо интересовался ходом работы по формированию и укомплектованию и с этой целью я неоднократно ему делал доклады.

Думая, что нет нужды перечислять его указания, носившие всегда конкретный и совершенно ясный для меня, как исполнителя, характер. Но один случай я все же приведу.

Помню, как в одном из «отремонтированных» полков, не то в 70, не то в 71, благодаря проникновению в среду мобилизованных по общей мобилизации крестьян, в день отъезда полка на фронт начались нездоровые настроения, внесенные кулаками, выразившиеся в том, что люди либо требовали выплаты жалованья до срока, либо просто «бузили». Об этом тов. Сталину стало известно от тов. Орджоникидзе, который смотрел полк перед его посадкой в эшелоны. Вызвав меня тов. Сталин указал, что на фронт нельзя отправлять полки, среди людей которых имеются классово-чуждые нам люди. Нужно во время работы над полком во время его сформирования, надлежащее место уделить также и проверке и изъятию неблагонадежных людей, не наших людей и помнить, что мы формируем не просто армию, а классовую армию, предназначенную для классовых боев за рабочее дело, за советскую власть.

Эта элементарная истина, о которой здесь напомнил мне т. Сталин, свидетельствовала о необходимости большей классовой бдительности, чутья. И нужно сказать прямо, что в пылу громадной и кипучей работы Упроформзап в этот период времени, нами военными работниками, эти громадной важности политические вопросы, недооценивались. Мы предполагали, что сколь скоро человек призван в ряды Красной Армии военкоматом и прибыл на фронт, значит он – трудящийся, значит, он советский человек и будет бороться за советскую власть, упустив из виду возможность проникновения в ряды РККА явно враждебного элемента, даже с определенными враждебными целями. Мы упустили в недооценили и того положения, что по профсоюзной мобилизации к нам в запасные части Западного фронта, попадали члены и таких партий, как «Бунд», «Поалей Цион», левых эсеров, местные организации которых в своих резолюциях хотя и выносили решения о вступлении в ряды РККА,

однако были враждебны ей, как и советской власти.

Тов. Сталин работал на Западном фронте до сентября м-ца 1919 г. В сентябре, в связи с нашими неудачами на Южном фронте, с захватом белыми Орла, тов. Сталин был вызван в Москву, где получил директивы, после чего в конце сентября вернулся в Смоленск. В Смоленске из аппарата управления фронта он набрал целый ряд работников для переброски на Южный фронт, куда тов. Сталин и сам получил перевод. Очевидно система формирования и комплектования действующих войск на фронте по опыту Западного фронта тов. Сталина в общем удовлетворила: по-видимому, он также считал, что такую же систему придется ему вводить и на Южном фронте, ибо он потребовал у командующего Западным фронтом и от второго члена Реввоенсовета выделить работников, уже имеющих некоторый опыт по вопросам формирования для переброски их тоже на Южный фронт. Командующий и тов. Берзин назначили меня. Я был срочно вызван из Витебска, где формировал трехполковую Петроградскую бригаду, в Смоленск к т. Сталину.

Не зная в чем дело, я явился в его кабинет и помню, как сейчас наш разговор. Отрапортовав по военному о своем прибытии, я стоя ждал указаний. Тов. Сталин посмотрев на меня, спросил: «На южный фронт хочешь». Я ответил, что не понимаю вопроса, что я солдат, член партии, куда прикажут, туда и поеду. Тогда тов. Сталин вновь повторил вопрос. Я ответил тем же порядком, добавив, что для меня все фронты одинаковы, я не связан какими бы то ни было особыми узами с Западным фронтом и, если я нужен на Южном фронте я готов ехать. На это тов. Сталин спросил: «Кого берешь с собой». Мой ответ: «Кроме адъютанта, никого». Его приказание: «хорошо, поедешь со мной сегодня в шесть часов вечера».

Откровенно говоря, я часто впоследствии задумывался над тем, чем были вызваны такие вопросы тов. Сталина. Ведь он нашего

разговора меня успех насколько узнать, отзывы наших товарищей по Советской Латвии, где я был помощником военного Комиссара, тов. Сталин имел и раньше.

И все же о моем желании переехать на работу на Южный фронт он справился дважды. Впоследствии, привыкнув к стилю работы тов. Сталина, его подчас неожиданным, простым, кратким и ясным, иногда несколько ироническим, вопросам, я понял, что эти вопросы были заданы неспроста: тов. Сталин хотел твердо знать, кого он берет с собой для работы, в какой степени он может рассчитывать на человека, на его желание работать, и следовательно, на порыв и энтузиазм в этой работе. А ведь дела на Южном фронте предвиделось не мало.

Минут за 25 до отхода поезда в сопровождении своего адъютанта, с вещевым мешком за плечами, я прибыл на станцию, где встретил т. Петина, приехавшего провожать тов. Сталина. Мы с Петиным вошли в вагон тов. Сталина.

Опять отрапортовав о своем прибытии, я получил его приказание: «занимай купе» - Только в пути, уже под Москвой, я узнал, что к этому же поезду прицеплен отдельный вагон, в котором ехала целая партия человек 40, переводимых на Южный фронт командиров и политработников. Знай я это в Смоленске, я был бы поскромнее и конечно, пошел бы устраиваться к ним в вагон.

Итак мы в пути. Вечером тов. Сталин пригласил меня с адъютантом к себе в салон к чаю. Помню, как сейчас, кипящий на столе самовар, мешок под столом, из которого проводник вагона вытащил кусок сала и краюху «белого» хлеба: нарезав того и другого проводник «сервировал» стол, а тов. Сталин пригласил нас угощаться. Что греха таить, мы не заставили себя долго просить и воздали должное и салу и хлебу.

Тов. Сталин, молча ходил по салону, попыхивая своей трубкой, иногда потягивая остывающий чай. Он дал нам время «заправиться», а затем обратившись ко мне задал вопрос: «Кто ты такой». Я ответил и дал сведения о себе, о своем прошлом, о военной службе в старой армии. Тов. Сталин внимательно слушал, кое-где задавал дополнительные вопросы. Наступило молчание. Он продолжал ходить, курить и о чем то думать.

Вдруг таким же неожиданным образом тов. Сталин задает мне вопрос: «Как ты думаешь, кого нам взять начальником штаба Южного фронта – теперешней не справляется.» Такого вопроса я никак не ожидал. Все же я ответил приблизительно так: я работал на Западном фронте под непосредственным руководством Начальника штаба т. Петина, я не только чувствовал в нем начальника, но руководителя и учителя, который таких молодых и малоопытных работников, каким я был в то время обучал работе в широком масштабе, заставляя критически относиться к своим действиям и мероприятиям; как я чувствовал в процессе самой работы, Петин умело руководил громадным фронтовым аппаратом, подтягивал где нужно личный состав штаба, сообщение из прежних офицеров генерального штаба. Поэтому при тяжелой обстановке Южного фронта четкую работу штаба фронта по моему, смог бы наладить именно т. Петин.

Кажется, уже в октябре т. Петин прибыл начальником штаба Южного фронта в г. Серпухов.

Пусть не будет понят приведенный разговор, так, что именно в результате моего «веского и «компетентного» мнения о т. Петине, он был переведен на Южный фронт. Конечно нет. Поразмыслив потом над этим разговором, для меня стало ясно, что мысленно тов. Сталин уже был на Южном фронте, его мысль работала в направлении кого их работников и как расставить, чтобы получить на Южном фронте тот перелом, который впоследствии и начался с Кромско-Орловской операции. Было ясно также и то, что т. Сталин еще в Смоленске предрешил вопрос о начальнике штаба Южного фронта, но тут он хотел услышать мнение подчиненного т. Петина, о своем начальнике и, быть может, лишний раз проверить свое предварительное решение.

Задержавшись на 2 дня в Москве, мы 30 сентября 1919 г. приехали на ст. Начетная, где и застали эшелоны штаба Южного фронта.

Комдив Томашевич.

Командир – комиссар корпуса военно-учебных заведений московского военного округа.

2.7.36 г.

Примечание: настоящая архивная копия с копии снята из материалов, хранящихся в партийном архива при ЦК КП/б/Б в г. Могилев.

Ф. 60 д. 332 св. 14 оп. 1

Директор партархива при ЦК КП/б/Ю Попов /Попов/

Стенограмма

Воспоминаний тов. Славинского.

Во второй половине ноября 1918 года, после совершившейся революции в Германии и создания солдатских депутатов в немецкой армии, мне было поручено Краевым комитетом поехать в Москву за директивами и средствами. Прибыв в Москву я был направлен в Наркомнац тов. Сталину. В то время в Москве распространился слух, что Минск освобожден от немецкой оккупации. Эти сведения передавал Радек. Я, как только прибывший из оккупированной территории должен был разъяснить это.

Это была моя первая встреча с тов. Сталиным непосредственно. Мною был сделан информационный доклад о положении в оккупированной немцами Белоруссии, о наших успехах среди местного населения, о работе в немецкой армии и о возможных перспективах создания вооруженных сил в оккупированных местностях. Вопрос шел о приобретении оружия. Тов. Сталин главное наше внимание обратил на работу среди немецких солдат. Была отпущена для подпольной организации сумма – миллион 300 тысяч рублей, которые я получил и их привел в Минск, сдав организации.

Вторая встреча моя была с тов. Сталиным в 1919 году. Где тов. Сталин будучи членом Реввоенсовета республики, а также членом Реввоенреспублики Западного фронта часто проезжал территорию, которую занимала западная стрелковая дивизия. Тов. Сталин не удовлетворился данной ему информацией. Он непосредственно проверял работу как укреплений, так расположений и дислокацию войск, интересовался и снаряжением и продовольствием армии и главное внимание обращал на политико-моральное состояние частей. Последний раз тов. Сталин был в Минске и на фронте, когда началось сильное наступление поляков. Это было 17 июля 1919 года. В то время я был в бою под Радошневичами ранен. Тов. Сталин был душой нас армейских работников и его ценнейшие советы помогали нам в трудной обстановке. Когда мы вынуждены были отступить и нами были сданы Барановичи, Замирье, население обратилось ко мне с просьбой принять их в ряды Западной дивизии. Я обратился тогда за разрешением к тов. Сталину. Тов. Сталин возражал против

такого пополнения частей, мотивируя, что эти части только временные. Они идут защищать только собственные усадьбы и, если нам придется отступать, то эти части расползутся и разойдутся по домам. Я не верил, что может быть такое положение и сильно настаивал на том, чтобы разрешили добровольцам вступить в ряды Красной Армии. Мне было разрешено. Мы почти удвоили свои силы.

Влившиеся добровольцы были превосходными бойцами на занятых позициях, но натиск поляков был настолько силен, что мы вынуждены были отступить. С каждым шагом отступления нашего таяли добровольцы, которые расходились по домам. Тут я понял насколько я был неправ и насколько мой взгляд был слишком оптимистичен на данный чрезвычайно актуальный и важный политический вопрос, которого я не понимал.

Западная стрелковая дивизия была сформирована главным образом из поляков, которые служили в бывшей царской армии. Это были солдаты со всех фронтов. Их и на Украине формировали. В значительной части они состояли из Белгородского полка, который был расположен в Белграде. Эти части были взяты сразу под наше влияние. Тогда вообще формировали национальные части, были латышские стрелки, была эстонская дивизия и поляки. Часть этих солдат находилась в корпусе Довбор-Мусницкого. Но во время немецкой оккупации они бежали оттуда. Это была незначительная часть, /а главным образом, это те солдаты/, которые, когда вспыхнула революция, приняла участие в революционном движении.

Четвертый Варшавский полк два раза бунтовал. Он был в составе Западной дивизии. Потом он стал самым образцовым. В нем двенадцать человек расстреляли на глазах у всех и они же сами расстреливали. Это было примерно в Мае 1919 года. Сбунтовали они потому, что им было предложено выступить на фронт. Они отказались и несколько человек было арестовано. Тогда они подняли целый бунт и потребовали освобождения арестованных. Пришлось их разоружить. Мы имели пулеметную команду и под угрозой пулемета они были разоружены. Было отобрано 12 человек, которых тут же расстреляли. Потом полку было предложено немедленно выступить на фронт. Если бы мы их оставили в Барановичах, ночью они всех разгромили бы. Они вышли на позицию и дрались как черти. Потом это был самый лучший полк.

В декабре 1919 года уже не находясь в этой дивизии, я был направ-

лен Реввоенсоветом Западного фронта в западную дивизию в связи с поступившими сведениями, что у поляков началось брожение революционного характера. Когда я приехал в штаб дивизии, ко мне с гауптвахты поступила записка одного из красноармейцев 4-го Варшавского полка. Я его вызвал. Он придя ко мне со слезами на глазах заявил следующее: его обвиняли, что он как будто себе присвоил булку в лавке, что то в этом роде. Он заявил, что является красноармейцем 4-го Варшавского полка и не позволит опозорить себя. Это говорит о том, что традиции этого полка настолько поднялись, что гонор был, поддерживалась честь этого полка.

Сталин давал указания относительно организации конных частей. Мы были чрезвычайно убоги конями. Поляки имели не плохую кавалерию. Генерал Домбровский очень много бед причинил нам своей кавалерией, потому что мог прорваться, заходить в тыл и разрушать нам тыл. Нам было трудно бороться с ним. В этом отношении нам была оказана большая помощь лично тов. Сталиным.

Второе. Мы для разведывательной боевой работы не имели аэропланов. Когда мы обратились к тов. Сталину, нам эти аэропланы были отпущены. Вопрос о специальном снабжении летных частей тоже был решен в положительном смысле. Много житейских вопросов было. Тов. Сталин при мне бывал у нас три раза в Минске. 17 июля он приезжал последний раз. Первый раз он проехал по всему фронту в марте или апреле месяце. Он был членом Реввоенсовета Западного фронта.

Была горячка между Смоленской публикой и публикой на месте. Когда Саватьев был в Минске то уже существовал Литбел Председателем СНК был Мицкевич-Капсукас. Когда это правительство должно было переехать из Вильно в Минск, то тут минчане отнеслись к этому правительству крайне нехорошо и были большие трения группового характера. К этим групповым комбинациям принадлежал Саватьев. Евгения Бош была новым человеком, которая ни в той ни в другой группе не была. Она занималась сращением этих групп и по моему выполняла эту работу не плохо. Она была очень энергичной толковой женщиной.

Я был ранен 17 июля, а Минск был занят 8 августа. Этот период я лежал в больнице в Минске, а за два дня перед занятием Минска был эвакуирован. Тогда фронт был расположен очень близко от Минска, примерно

в 15 километрах.

Западный фронт защищали только три дивизии: 6 дивизии, которая занимала так называемое левое крыло – это на Слуцк в сторону Мозырей. Была западная дивизия, которая находилась в центре, прикрывала Минск и 17 дивизия. 17 дивизия была изъята с фронта. Часть этой дивизии была передана Западной дивизии и образовалась еще одна Литовско-белорусская дивизия, которая занимала участок от Оран к Двинску. Наш фронт считался фронтом не активным, главное внимание было обращено на южный и восточный фронты. Если бы эта сила не была разбита, то естественно Западный фронт играл бы меньшую роль. Главную роль играли эти фронты и там были сконцентрированы лучшие силы. К 1920 году было подброшено несколько армий. В 1920 году я был в 57 дивизии на участке Гомель – Режица.

В 1920 году Сталин был на Юго-Западном фронте в Харькове. Я с ним встречался, но по вопросам не относящимся к Белоруссии.

Был создан при профсоюзах рабочий полк. Командиром полка был Ходош, председатель профсоюза. Кроме этого бундовцы тоже, когда разворачивалось наступление стали на путь мобилизации с своих сил для пополнения красной армии. Но их политика сначала сводилась к тому, чтобы выделить специально еврейские части. Мы на это не согласились, чтобы имелись специальные еврейские части, которые будут иметь бундовский характер и непосредственную бундовскую опеку. Мы заявили Вайнштейну и Фрумкиной, что мы эти части раскассируем по всем частям. После большого спора они согласились, потому, что у них была проведена мобилизация и пополнили нашу дивизию этой частью.

Рабочий полк это было только внутреннее прикрытие играющее роль охраны города. Они никакой боевой силы собой не могли представлять, начиная с самого руководства, затем люди, которые работали на производстве не могли иметь достаточной подготовки спаянности. Если бы это были крупные предприятия, а то Минск имел тогда очень мелкую промышленность, никакой спайки не было. Реальная сила благодаря этому не могла быть в достаточной степени поставлена, так как должна быть. Значительная часть работников во время наступления растерялась и остались люди на постах которых уже поляки снимали, настолько в этом отношении не было солидной постановки.

Все три раза тов. Сталин приезжал как член Реввоенсовета Запад-

ного фронта.

В 1918 году я имел еще свидание со Свердловым. Это было кажется в конце июня 1918 года. Я был вызван в Москву на совещание, которое имело место во втором доме Советов /теперешняя гостиница «Метрополь»/ где находилась канцелярия тов. Свердлова. На этом совещании присутствовали, кроме тов. Свердлова, тов. Лещинский, комиссар по польским делам, Пестковский – Секретарь Наркомнаца, Мациевич-Капсукас, Алибенов и др. Они располагали скудными материалами о положении. Я должен был сделать обстоятельную информацию о постановке партийной работы в оккупированных местностях. Мы тогда уже охватили примерно такую территорию: имели связь с Вильно и были связаны с Виленской организацией, имели связь с Лидой, Барановичами, Слоним, Пинск, охватили довольно значительную территорию. Наша организация имела большую популярность не говоря о рабочих, но и среди крестьянской массы. Мы значительное количество оружия собирали, которое осталось от старого фронта, спрятанное у населения, у крестьян. Были организованы отряды. Настоящая в этом отношении вооруженная сила разрасталась в Замирье и в деревнях расположенных недалеко от Минска. Очень крепко выделялась Самохваловичская волость. Отсюда был еще до отхода немцев в первых числах декабря 1918 г. подтянут отряд наших, вроде красноармейцев, вернее красной гвардии, крестьянских парней, которые пришли за оружием, наверное около 200 человек. 5 декабря мы уже заняли своими постами охрану города и препятствовали увозу ценного имущества бегущими помещиками и кулачества.

Это была первая обстоятельная информация, очень полная, которую я сделал от имени Краевого комитета оккупированных местностей. На этом совещании было решено наладить более тесную связь с Виленским комитетом. После этого совещания мы созвали конференцию коммунистов в Минске. От Вильно присутствовали тов. Эйдуневич, затем Казимир, фамилии которого я не помню сейчас и третий еще кто то был. Конференция продолжалась два дня на которой была разрешена общая постановка линии работы, был разрешен вопрос о взаимной помощи в работе, взаимной информации, вообще был установлен теснейший контакт. Эта конференция, если память мне не изменяет, имела место в августе или июле 1918 года.

На совещании у Свердлова был установлен контакт с Польбюро ЦК ВКП(б) и мы из Минска оказывали тогда помощь товарищам приезжающим для нелегальной работы отправкой литературы и другими формами усиления и содействия неле-

гальной работе в Польше.

В конце 1918 года я был в Белоруссии. Здесь создался Военно-революционный комитет. Западный Облисполком выдвинул председателем Военно-революционного комитета Берсона. Я лично против Берсона возражал. Это был человек, который только что стал на революционный путь во время революции. На первом этапе революции он был меньшевиком – интернационалистом, а после октябрьского переворота перешел к большевикам. Молодой член партии и я лично возражал против его назначения. Я приезжал в Москву по этому вопросу. Был разговор с тов. Сталиным и со Свердловым и тогда выдвинули на пост председателя Военно-Революционного комитета Ренгольда Исаака /работал в Наркомземе, исключен из партии и сослан/.

Потом уже организовалась Минская власть. Приезжал Свердлов со своей декларацией на Минский съезд и тогда прокламировалось образование Белоруссии и Литвы. До этого был разговор по прямому проводу тов. Сталин о том, что бы не дрались, чтобы дружно работали и не было распри. Была большая драка, тоже группового характера между белорусами и литовцами при образовании Литовско-Белорусского правительства. Тогда претендовали из западной области, что они должны занять все посты. В связи с этим Мясников был отозван со съезда в Вильно и работал в Минске. Я участия во власти не принимал, потому что воевал.

Сталин приезжал, в Минске был очень немного. Он преимущественно приезжал утром, тут же сразу прицепляли паровоз и он ехал на фронт. Бывало так, что возвращаясь с фронта, вагон сразу прицепляли к поезду и он ехал дальше. В июле месяце он несколько дней был в Минске, примерно около 4-х дней, а первые два раза бывал только проездом. Выслушает наши жалобы или просьбу удовлетворит, поругает и едет дальше. В июле месяце было совещание в тов. Сталиным, когда шел вопрос об эвакуации Минска. Шел вопрос о плане защиты, отступлений, подсчет и выявление резервов и сил. На этом совещании присутствовали Мицкевич, Кнорин, я был на двух совещаниях. Лонгва кажется был, Пикель. Он был членом совета обороны и секретарем Минского комитета партии. Кнорин был секретарем Областного комитета партии. На совещании стояли главным образом вопросы военного характера об эвакуации, выкачивании продовольствия

чтобы не оставлять полякам скот. Вопросы были оперативного боевого характера.

Берзин на этом фронте был членом Реввоенсовета. Смилга приезжал несколько раз. Иоффе приезжал как представитель правительства пару раз. Это было в 1919 году примерно в феврале – марте месяце. Он приезжал с директивой. Потом Иоффе был уполномоченный правительства при правительстве Литбел в Вильне.

В школе коммунаров было человек около 150. Она располагалась в Минске. Это была школа дивизии. Тогда существовали также формирования, что при школе дивизии были школы комсостава /теперешние лейтенанты/. Она называлась школой коммунаров. В эту школу была подобрана лучшая молодежь, преимущественно члены партии – поляки. Многие из них в настоящий момент занимают выдающиеся посты. Коханский в Царском селе командует особой воздушной десантной бригадой. Многие из них отличились на фронте, были награждены высшими наградами, орденами. Это была очень спаянная школа. Хуже стоял вопрос о руководстве. Комиссаром курсов был Шеринский и его помощником Кортфельд, а начальником школы был бывший офицер гвардейский Костно, который бежал из Бобруйска от нас к полякам.

Они прекрасно дрались, брали напором и непрерывными боями. Они вывели польскую дивизию из равновесии и когда занимался Минск, то некоторые части отступали в беспорядочном состоянии.

Для противника такое положение было чрезвычайно благоприятным. Они могли принести большой урон и захватить почти все дивизионное имущество. Школе коммунаров было дано задание принять бой с поляками. Это было в августе. Поскольку эта часть и свежая и с другой стороны люди отборные и с третьей стороны люди спокойные когда они дали два залпа, поляки приостановили наступление, начали окапываться, а так они лезли, как свиньи в огород.

В этой школе некоторое время был Бенек. Польская школа проделала большую работу по борьбу с контрреволюцией. Из польских организаций контрреволюционных ПОВ и СОКОЛА они очень многих ребят выловили. Это первая большая заслуга их. Большая работа проделана в смысле укрепления тыла. Они всегда снимали посты если нужно было оставаясь выполнять ли ответственные поручения как надежная часть, которой можно было политически

доверить и поручить это дело. Затем она готовила комсостав. Многие из них были превосходные люди. Часть людей погибла.

Эта школа существовала в Минске, как только приехала дивизия. В январе месяце дивизия приехала, а в первых числах февраля приехала в Минск и школа. Существовала она до занятия Минска, до 8 августа. Отсюда школа была переброшена в Смоленск и та существовала до 1925 г. Она принимала участие в подавлении кронштадтского мятежа. Там погиб Кортфельд комиссар школы и много людей погибло.

Социальный состав – это были преимущественно рабочие но была и учащаяся молодежь, почти исключительно польская. За это время мы имели один выпуск командиров. Их несколько человек погибло при защите Минска, но основные кадры сохранились. Они приняли бой в 6 – 9 километрах от Минска. Отступали в пешем порядке.

Минск, конечно, можно было защищать, если бы подбросить больше силы. Польская армия была создана под сильной агитацией и с открытыми ранами политики царизма. На этой почве был развит шовинизм. С другой стороны революция для помещиков и фабрикантов не несла никаких нибудь надежд. Минская губерния имела много помещиков, примерно около 9 тысяч разных фольварков и имений. И львиная доля принадлежала польским магнатам. Там были графы Чапские, Радзивиллы и т. д. Они занимали чиновные посты. Их прогнали. Они должны были воевать против нас за свои имения. Они как и другие пользовались всеобщей поддержкой, французы давали им своих инструкторов. Эта армия кушала американское сало.

52 дивизия имела 52 тысячи человек. Конечно, боевая часть составляла половину этого, потом были штабы, обозы, инженерные части, связь, снабжение и т. д. 8 дивизия занимала фланг на Слуцк. Наша дивизия занимала участок от Орши – Лида и за Несвиж. Мы имели примерно около 350 километров. Бензина мы не имели, ездили на одном газолине. Потом мы получили 12 аэропланов, целую эскадрилью.

Уншлихт был вместе с т. Сталиным членом Реввоенсовета Западного фронта все время войны. Юренев был очень мало. Пестковский был недели две или месяц членом Реввоенсовета Западного фронта. Это было в 1920 году когда отступали из под Варшавы. Алибекову был в Белоруссии 1917 году. Вначале он был на фронте, а потом в Смоленске. Там они тоже имели Реввоенсовет и он был членом Реввоенсовета. Он уже в 1919 году не возвращался в Минск.

Примечание: Настоящая архивная копия с копии снята из материалов хранящихся в партийном архиве при ЦК КП/б/Б г. Могилев ф. 60 д. 332 св. 14 оп. 1.

Директор Партархива при ЦК КП/б/Б Попов /Попов/

Воспоминания тов. Лонгва.

/командир польской дивизии/ от 21.V.36 г.

Встреча моя с тов. Сталиным имела место летом 1919 г. точной даты не помню.

Это был период напряженной борьбы за Минск, которая велась начиная с апреля 1919 г. К этому времени определилась, что после занятия Вильно, основная задача, которую поставили перед собой белополяки – захват Минска.

Борьба за район Минска длилась почти в течении трех месяцев причем основной удар направлялся белополяками со стороны Лида –Молодечно. К июлю м-цу был принят целый ряд мероприятий, чтобы укрепить оборону Минского района и не дать возможности противнику внезапным ударом овладеть городом, к чему по нашим сведениям, противник неоднократно пытался прибегать.

К этому времени части 52 дивизии, непосредственно обороняющие подступы к Минску со стороны Молодечно – Лида и Барановичи, были усилены частями 2 бригады 5 дивизии, переброшенными с восточного фронта, некоторым количеством тяжелой артиллерии и временно полками 3 бригады 17 дивизии.

Оборона Минска носила чрезвычайно упорный и активный характер. Все попытки противника захватить Минский район с налета были отбиты. Наши части сами неоднократно переходили в контрнаступление, наносили удар противнику и заставляли его на время отказываться от Минска, прекращать свое наступление.

Противник однако имел значительное численное превосходство, и что самое главное, он оперировал свежими войсками, подготовленными и укомплектованными для этой операции. Наши же бойцы с 1918 г. непрерывно участвовали в боях на Западном фронте или были переброшены /как первая бригада зап. дивизии или вторая бригада 5 дивизии/ после многочисленных боев на др. фронтах.

В беспрерывных боях /Июльских/ наши части несли кровавые потери. В целом ряде полков большинство командного состава выбыло из строя. Выбыли не только бойцы, но и командиры полков, а также и комиссары, как например ранен был комиссар бригады тов. Грузель.

Рассчитывать на получение подкрепления мы не могли, т. к. знали что обстановка на др. фронтах республики не позволяет этого сделать.

В один из таких дней напряженной работы в Минск прибыл тов. Сталин. Я был вызван к нему в вагон /вагон стоял на Александровском вокзале в Минске/.

Тов. Сталин потребовал информации о положении на фронте. Между прочим, он уже, до моего прихода по видимому был, информирован и прямо ставил целый ряд конкретных вопросов. Тов. Сталин уже до моего прихода интересовался, почему на станции те или иные эшелоны, как идет отправка снабжения на фронт, а также почему на станции оказался бронепоезд, которому, надо было быть по Изяславлем.

Докладывал я тов. Сталину у него в вагоне в присутствии т. Серго Орджоникидзе. Помню, что как будто бы еще кто то входил и выходил из вагона. Тов. Сталин ходил вокруг стола, курил и задавал вопросы. Вопросы касались главным образом устойчивости обороны, организации ее, того, как держит себя командный состав и т. д. Тов. Сталин усиленно подчеркивал необходимость активности. В частности тов. Сталина интересовало, как руководят наши высшие командиры и штабы часто ли они бывают непосредственно в войсках и руководят ли непосредственно сами операциями. Несколько раз тов. Стали подчеркнул, что активностью и соответствующей группировкой можно добиться успеха. Его требование было – в этот напряженный боевой момент – меньше обращать внимание на свои штабы и командиров и больше бывать непосредственно в боевой линии /это было указано и мне/.

В беседе тов. Сталин поставил и общие вопросы, касающиеся всего стратегического положения зап. фронта.

Тов. Сталин был не удовлетворен нашим стратегическим руководством. Он считал, что мы могли бы больше сделать при правиль-

ной группировке сил. Далее тов. Сталин оказал, что руководители зап. фронта, в частности Комзап, думают для улучшения стратегического положения предпринять отход на восток, с тем чтобы выровнять фронт, затем перегруппировать силы, причем полагают, что отход может быть совершен даже за счет сдачи Ленинграда.

Тов. Сталин очень резко сказал, что никуда негодный план, что обстановка вовсе этого не требует и что Ленинград ни в коем случае нельзя отдавать, что надо укрепить свои силы, привести их в порядок и что это можно сделать без такого «манера».

После этого разговора я уехал на фронт под Минск. Тов. Сталин в это время уехал из Минска.

/Вопрос: Сталин ничего не говорил о конкретном плане обороны/

Он уже знал о конкретном плане. Главным образом он упирал на то, чтобы не стоять пассивно, ожидая удара. Эти замечания его относились гл. образом к армии, т. е. наши войска были все втянуты в боевые действия.

Затем такая деталь: он заставил меня там же проверять действительно ли бронепоезд, который находился на станции, прибыл туда, чтобы немного почистится или же здесь что либо другое.

Он несколько раз подчеркивал, что большой помощи со стороны ожидать нельзя, что здесь многое можно сделать своими силами.

Тов. Сталин расспрашивал детально о руководстве 16 армии – каково это руководство в оперативном отношении насколько оно правильно реагирует.

Я как раз доложил тов. Сталину, что надо было идти на более решительную перегруппировку сил в сторону Минска, сняв войска с др. участков. Не помню, согласился ли он на это, но он именно упирал на то, что своими силами мы можем сделать, чем мы делаем в настоящий момент.

Примечание: Настоящая архивная копия с копии снята с материалов хранящихся в партийном архиве при ЦК КП/б/Б г. Могилев ф. 60 д. 332 св. 14

Директор Партархива при ЦК КП/б/Б Попов /Попов/

Воспоминания тов. Гитис.

От 8/VI – 1936 г.

Когда Минск был очищен, здесь особенно ярко выразились исключительные способности тов. Сталина как стратега и полководца. Вопрос обстоял так.

Я помню мы с тов. Сталиным обсуждали вопрос, что собственно говоря делать дальше. Ясно, что бороться было необходимо, но сил достаточных для этого не было. В непосредственных все время повторявшихся столкновениях мы могли еще более растерять свои силы.

Тов. Сталин четко и ясно поставил тогда вопрос, что надо в корне разрешить задачу, которая стоит перед нами и отойти на такой рубеж с тем, чтобы готовиться к последующим ударам.

После потери Минска было принято решение об отходе не цепляясь за отдельные пункты, которые не имели стратегического значения и лишь приводили к дальнейшему расшатыванию деморализованных частей. Сама потеря Минска была связана с тем, что части были недостаточно сильны и боеспособны и вместе с тем эта потеря не способствовала укреплению морального состояния частей.

Было принято решение отойти на линию реки Березины, где задержавшись готовиться к дальнейшим боям.

И вот в оценке создавшегося положения и выработке мероприятий, которые надо было проводить в жизнь, особенно сильно оказалась исключительная ясность оперативной мысли тов. Сталина, исключительно глубокий стратегический анализ обстановки и создавшегося положения вещей.

Я до этого непосредственно с тов. Сталиным не работал и столкнулся с ним впервые лишь на Западном фронте. Тов. Сталин и тов. Петин приехали до меня. Я здесь впервые столкнулся вплотную с тов. Сталиным и был поражен ясностью его оперативной мысли. Для меня Сталин был все-таки штатским человеком, очень крупной величиной, большим

партийным работником, но в военных вопросах штатским человеком.

Характерно, что и разделение функций Реввоенсовета было следующее. В то время членом Реввоенсовета были т. т. Берзин, Сталин, Потяев, Позерн. Позерн вскоре уехал. Так вот распределение функций было такое:

Тов. Сталин взял на себя оперативные вопросы. Тов. Берзин организованные вопросы и тов. Потяев – вопросы снабжения. Это показывает что у тов. Сталина был упор на оперативную область.

Я помню, что он непосредственно от себя передавал в ЦК оценку и анализ создавшегося положения. Они отличались ясностью оперативной мысли, глубиной стратегического анализа и совершенно четкой постановкой вопросов, решение по которым он считал целесообразным принять.

Надо принять во внимание, что тов. Сталин в это время проводил также огромную работу и за пределами нашей фронтовой организации. Если такая величина как тов. Сталин оказалась в Смоленске, то конечно естественно, что он не мог не касаться жизни и работы в Смоленской партийной организации. Между тем это была очень тяжелая фронтовая полоса. Фронт находился в чрезвычайно тяжелых условиях в продовольственном отношении, так как район был не производящий, а потребляющий. Продовольствие – это был самый тяжелый вопрос. В нашем распоряжении были вобла, пшено и постное масло.

Тов. Сталин работал и тогда там и здесь. Обычно вечером он приходил в штаб фронта и тогда начиналось заседание Реввоенсовета, где обсуждались вопросы. С исключительной глубиной, прямотой даже резкостью он излагал свои заключения.

Оздоровляя фронт, мы намечали вместе с тем контрудары. Для этого в районе 16 армии была стянута латышская дивизия, которая как мы считали, должна была составить ядро ударной группы.

Латышскую дивизию мы привели в порядок, обмундировали и она стала в резерве 16-й армии. Туда были брошены работники, мы ее снабжали передвижками и т. д. В тот момент, когда эта дивизия была полностью готова, было получено распоряжение, снять ее на южный фронт и мы сразу обескровились. Лучшая ударная дивизия, которая

была подготовлена для контрудара, была распоряжением главного командования снята и брошена на южный фронт.

Эта латышская дивизия была переброшена под Орел и участвовала в контрударе, который на южном фронте создал перелом. Главным образом в этом контрударе играли решающую роль латышская дивизия и бригада червского казачества. С одной стороны это показывает, что она была переброшена целесообразно, но с другой стороны это также характеризует, какую ценную боевую единицу мы сняли с фронта.

Вслед за этим 52 дивизия, которая также готовилась на участке 16 армии как ударная дивизия, была переброшена на южный фронт.

Западный фронт оздоровляя себя большой организационной работой /между прочим был создан упроформ впервые на нашем фронте/, стала вместе с тем ослаблять себя тем, что части которые считались наиболее крепкими, перебрасывались на южный фронт. Уход 52 дивизии был также большой потерей для западного фронта. К сожалению она не успела также попасть и на южный фронт. На южном фронте она оказалась в тылу, не приняв участия в решительных боях.

В сентябре месяце, когда под Орлом создалось критическое положение тов. Сталин был с западного фронта снят и переброшен на южный фронт.

2 октября я получил телеграмму сдать западный фронт и вступит в командование южным фронтом. По видимому, это было связано с переброской тов. Сталина и с его желанием. Передать западный фронт мне поручалось тов. Петину.

Положение на западном фронте было в то время такое, что Реввоенсовет обратился по телеграфу с протестом в Реввоенсовет Республики и ЦК партии по поводу того, чтобы я не уезжал. Я сам очень устал и вымотался и считал, что если я поеду на южный фронт то едва ли смогу дать максимум того, что от меня требовалось в обстановке южного фронта.

В конце концов получено было распоряжение, чтобы я остался, но вместе с тем откомандировался тов. Петин начальником штаба южного фронта.

В это время началось наступление Юденича на Ленинград. Оно создало обстановку, когда пришлось временно отложить вопрос о польском участке и думать о том, что надо усилить Ленинградское направление за счет польского участка, который и без того был слаб

Весь период борьбы с Юденичем исключал подготовку с нашей стороны контр-операции против поляков так как пришлось в значительной степени произвести сдвиги частей для того, чтобы усилить участок борьбы против Юденича.

Этот период продолжался до конца ноября.

После этого у нас началась борьба с эстонцами и боевые операции продолжались до конца декабря. В декабре было заключено перемирие с Эстонией.

У меня создался в этот момент план использования резервов, которые действовали раньше против Юденича, на польский участок. Все эти части в это время отправлялись на южный фронт. Это вызвало необходимость доклада тов. Ленину. В первый момент я не заострял этот вопрос, но когда стало ясно, что поляки безусловно готовятся к большой операции, то мы поехали с тов. Уншлихтом, видели Ленина и он приказал составить этот доклад.

Затем началось использование сил, которые освободились из 7 армии и направление на наш участок других частей, а в мае месяце у нас уже разыгрались бои с поляками.

Для вас будут интересными: доклад главному в декабре о состоянии западного фронта и доклад Ленину в январе мес. Декабрьский доклад прямо характеризует состояние фронта. Тогда он был глубоко секретным, а сейчас является историческим документом.

В результате этого доклада получался по существу резкий перелом. После этого начались распоряжения об усилении западного фронта.

/см. на обор./

Примечание: Настоящая архивная выписка изготовлена из материалов хранящихся в Партийном архиве при ЦК КП/б/Б г. Могилев ф. 60 д. 332 связка 14 рп. 1.

Директор Партархива при ЦК КП/б/Б Попов /Попов/